Прошение

По приказанию губернатора Колпаковского мы возвращались об­ратно, но через 13 дней по воле Худояр-хана мы были расчебирены на урочище Масы 2000-ым войском под предводительством батыр-баши Ахмедбека, понзатов: Дали, Мулла-султана, Сали и Аскендера, которое увезли у нас связанными 40 человек во главе почет­ных людей Ниязбека-батыря, бия Абаилды, Султы-батыря и Халман-бета; 3-х наших людей да Ирбека-Садыка и Батыр-баши казнили, от­резав головы; увели 120 лошадей, 5 верблюдов, 30 коров, 130 бара­нов и ограбили у 450 кибиток бессчетно много имущества, после чего мы бежали на ур. Куребаш; они снова преследуя нас захвати­ли четырех человек и 90 лошадей с седлами, после чего мы разбе­жались по горам и на третьи сутки собрались, чтобы идти на ур. Кап­ка, где получили письмо от батыр-башы Ахмед-бека с предложени­ем о захвате наших людей бия Садыка, Наная и Итынджана. Дабы слова наши не показались ложными господину начальнику, для ви­димости посылаем письмо Ахмед-бека.

Возвращаться в Андижан — не можем, боясь, что нас казнят; а посему сообщаем об этом Вам; в чем прибывшие из Андижана по­четные люди прилагаем свои печати.

Имея договор с Кокандским ханством и не желая дипломатиче­ского обострения отношений с Англией, царизм в середине 1870-х годов, несмотря на неоднократные обращения южных киргизов, не принимал их в подданство, надеясь, что восстание будет подавлено. Пока ему было выгодно иметь в Средней Азии полунезависимое Кокандское ханство. Но когда стало ясно, что ханы не в состоянии справиться с повстанцами, что государство разваливается в меж­феодальных усобицах, центральные власти по предложению Турке­станского генерал-губернатора дали согласие на присоединение хан­ства к России.

Из рапорта командующего войсками Туркестанского военного округа военному министру Д. А. Милютину

5 декабря 1875 г.

...В настоящее время в Кокандском ханстве господствует беспо­рядочный, дикий элемент, кочевое население ханства, киргизы и кипчаки, тот элемент, который постоянно уклоняясь от наших уда­ров в минувшую Кокандскую кампанию сего года, видимо намерен продолжать борьбу с нами. Помимо враждебности нашему влады­честву, эта грубая сила по самому существу ее не подчинялась и не подчиняется никакой законности, никакому порядку. Для обуздания ее, для того, чтобы хотя несколько сдержать ее, я остановился пока на следующей мере: я предписал свиты ее величества генерал-май­ору Скобелеву, с частью вверенного ему Наманганского отряда, произвести движение в земли кипчаков, в то именно время, когда они осядут с своими семьями и имуществом на зимовках.

Генерал Скобелев предполагает произвести эту экспедицию в Екису-арасы*, между 15-го декабря и 10-го или 15 января. Конечно, от большей или меньшей успешности этого предприятия, т. е. от большей или меньшей силы нашего удара в средоточие кипчакского населения,   много   будет  зависеть   будущее   направление  дел   в   Ко­кандском ханстве...

...История Кокандского ханства представляет собою целый ряд беспрестанных восстаний кипчаков и киргиз и борьбы государст­венной власти ханства Кокандского с этим беспокойным элементом его населения. Настоящий пример Кокандской кампании сего года также весьма резок и характерен. Погром Махрамский, а за сим преследование кипчакских и киргизских скопищ, с Автобачи во гла­ве от Маргелана до Уша и Карасу временно смирил их и тогда все ханство подчинилось нам, но не успел наш действующий отряд пе­реправиться на правый берег Сыр-Дарьи и расположиться в Наман­гане, как на левом берегу Дарьи, в восточной части ханства, где, собственно, и группируется кочевое его население, знамя бунта и газавата (священной войны) снова было поднято и немедленно от­разилось беспокойствами и беспорядками во всем ханстве, а также и в пределах новых наших владений, в Наманганском Отделе.

Последовавшие после того один за другим удары: в Андижане, Тюря Кургане, Намангане и особенно в Балыкчах снова как бы сми­рили, на время, кипчаков и киргиз, но, во 1-х, это затишье, с уве­ренностью можно сказать, лишь временное, а во 2-х, после удале­ния из Коканда в наши пределы хана Насср-Эдина, который был вы­бран в ханы всем народом Кокандским и нами признан в этом сане, на арену действия в ханстве, в качестве хана явился некий Фулат-бек", кандидатура которого на ханствование поддерживается коче­вым населением ханства, нам враждебным; новый хан держится лишь во имя этой вражды,

Торговый и промышленный Коканд, прочие большие кокандские центры, да и вообще все ханство, более всех других соседних рус­скому Туркестану среднеазиатских владений, имеет много общих интересов и непосредственную экономическую связь с Ташкентом и с прочими частями Туркестанского края. Настоящее ненормаль­ное, хаотическое состояние в Кокандском ханстве, несомненно от­ражается на всем экономическом быте и строе русского Туркестана. Помимо этого условия, продление в ближайшем нашем соседст­ве, подобной анархии и беспорядка, каковые ныне господствуют в Кокандском ханстве, нетерпимо в смысле политическом.

Непрекращение с нашей стороны такового состояния в Коканд­ском ханстве, подрывая наш престиж в Средней Азии, дискредити­рует веру всего здешнего населения в нашу силу.

Подобный порядок вещей, если бы он почему-либо мог затянуть­ся на долгое время, весьма для нас невыгоден.

Я высказываю поэтому мое твердое убеждение в необходимости действовать скоро и решительно. Способ действия заключается в занятии предстоящею раннею весной 1876 года всего Кокандского ханства...

Вскоре вслед за этим последовало фактическое присоединение Кокандского ханства к России, а за ним и юридическое — «повеле­ние царя». Ханство было преобразовано в Ферганскую область.

Однако и после падения Кокандского ханства отдельные отря­ды  — преимущественно кочевников кипчаков и киргизов,    продолжали борьбу против царских войск, все еще видя в них защитни­ков бывших ханов. Особенно долго сопротивлялись алайские кир­гизы. Для их усмирения на Алай была направлена военно-научная экспедиция генерала М. Д. Скобелева.

Донесение М. Д. Скобелева об Алайском походе

командующему  войсками  Туркестанского  военного

округа. 23 октября 1876 года.

...Оседлое население..., а также и часть кочевого (кипчаки), убе­дившись в своем бессилии против русского оружия, легко и отно­сительно прочно подчинились нашей власти. Вопрос же об умиро­творении многочисленного кара-киргизского населения бывшего хан­ства, вследствие совокупности политических и исторических усло­вий, остался еще нерешенным...

Отличаясь большею, сравнительно, воинственностью и пользуясь труднодоступностью своих горных кочевок, кара-киргизы весьма легко, можно сказать периодически — летом, возмущались против ханов, обыкновенно служа орудием какой-либо враждебной хану партии, а ханские войска, посылаемые против мятежников, не бы­вали в силах проникнуть в глубь горных ущелий; если же и прони­кали туда, то подвергались поголовному истреблению (Дараут-Курган). Относительная же подчиненность кара-киргиз обусловливалась лишь зависимостью их от базаров в предгорных кишлаках и распо­ложением многих зимовок вблизи последних, т. е. на местности бо­лее доступной...

Как и следовало ожидать, с наступлением лета стали проявлять­ся обычные в бывшем ханстве волнения кара-киргиз, в разных пунк­тах. В половине мая между киргизами на юге Кокандского уезда появился    Абдул-керимбек, бежавший из Ходжента.

Найдя поддержку у родоначальника отделения Абагат-Абдурахман-муллы, он начал собирать шайку в горах, к югу от Варуха.

Быстрое движение нашего отряда, под моим начальством, в Варух и в Сохское ущелье одновременно, предупредило сбор шаек; Абдул-керимбек временно скрылся, но в июне вновь появился, уже с шайкой до 400 человек, составленною из абагатцев и киргиз-кип­чаков. Шайка его держалась на уроч. Кара-булак, между Сохом и Исфарой, в 20-и верстах от первого...

Так как даже полное подавление на месте этих частных проявле­ний образа поведения кара-киргиз, принятого ими за нормальный, не могло бы иметь решительных и общих, относительно всех кара­киргиз области, результатов, в смысле обуздания их и подчинения строгому контролю уездных начальников, то вашему высокопревос­ходительству угодно было приказать мне предпринять, в наиболее благоприятное время лета этого года, продолжительное движение в горы, дабы, исследовав всю горную полосу области, принять на месте целесообразные меры к устранению, по возможности, на бу­дущее время кара-киргизских волнений и поставить кара-киргиз в твердое подчинение нашей власти...

Таким образом, по приказанию вашего высокопревосходительст­ва ближайшею целью движения наших войск, летом сего года, долж­но было быть переход несколькими колоннами, по всем важнейшим путям через Алайский хребет,— на Алай, устройство там, на месте, управления кара-киргизами, а по возвращении с Алая — очищения от каких бы то ни было партий и других горных полос Ферганской области, а также наказание и приведение в порядок кара-киргизских отделений, разбойничавших в мае и июне месяцах...

Абдуллабек, Омарбек, Сулейман-Удайчи, присоединившийся к ним и провозглашенный ханом Абдул-Керимбек и другие мятежни­ки, собрав большое скопище киргиз в несколько тысяч человек, за­няли весьма сильную позицию на уроч. Шот (в сорока верстах от Оша), чтобы не пропустить нас на Алай.

Кроме того, стало известно, что киргизы намеревались в то вре­мя, когда отряды наши вдадутся в горы, производить набеги на плоскость с целью грабежа, причем исходным пунктом их всего ближе должен был быть кишлак Наукат, лежащий в предгорье и составляющий узел дорог в Ош, Араван и Уч-Курган...

...По показанию захваченных накануне людей, неприятель от Ка­ра-Куля разделился на две партии: одна из них, под начальством Суранчи, Мулла-ашира и Бута-бека, бежала через перевал Альтенды в Каратиген, другая партия, состоявшая из горстки приверженцев Абдулла-бека, бежала по ущелью реки Чон-Су. Флигель-адъютант полковник князь Витгенштейн решился преследовать последнюю с 20 конными стрелками и джигитами Шабдана... Неприятель бежал так поспешно, имея заводных лошадей, что князь Витгенштейн на Чон-Су его уже не застал; мятежники бежали в ущелье Туюк-Су, веду­щее пустынною местностью в Кашгарские и Шугнанские владения. След их был потерян, но бий рода Мунгут, Пулат, с письмом от матери Абдулла-бека поехал разыскивать его дальше...

...Из тех родов кочующих на большом и малом Алаях*, Мангут и Адигине, в лице своих представителей, 31-го июля явились ко мне с изъявлением покорности.

Представители же большей части ичкилинцев, за исключением некоторых подразделений, кочующих преимущественно около осед­лых центров, ко мне не явились...

...Алайским походом достигнуты следующие результаты:

1) Кара-киргизы, населяющие горную полосу, приведены в по­корность, между ними учреждено русское управление, они обложе­ны зякетом и обязаны выстроить Гульчинско-Алайскую военную до­рогу. Отныне эти кочевники, не признававшие ничьей власти, рус­ские поданные.

2) Выяснилось положение наше на Кашгарской границе.

3) Покончены недоразумения с Каратигеном.

4) Открыты совершенно неведомые европейцам страны, причем нанесено на карту около 25 тысяч квадратных верст...

Таким образом, после предварительных просьб о добровольном принятие южных киргизов в подданство России, повстанцы после свержения Кокандского ханства определенное время оказывали со­противление продвижению русских войск на Алай, но, в конечном итоге, видя а) сам факт ликвидации Кокандского ханства, б) без­успешность противостоять регулярным войскам,— последние племе­на южной Киргизии принимают российское подданство.

В заключение приведем письмо «алайской царицы» Курманджан-датхи ферганскому военному губернатору. Письмо написано на кир­гизско-чагатайском языке, на котором писались все предшествую­щие письма.

1885 год

Многоуважаемому  высокостепенному Ферганскому

областному губернатору от служителя Ошского

уезда Курманджан-датхи — Заявление.

Уважаемый, прошу извинения. При этом заявляю Вам, что когда Ферганское мусульманское государство не признавало еще Россию, я воевала и спорила с Вами. Потом Абдулла-бек со своими двумя братьями — Махмудбеком и Хасанбеком через Ош бежал к Кабулу. Я, бедная, с малышом Камчыбеком осталась на Алае. В это время на Алай Ошский начальник Ионов прибыл с генералом (Скобеле­вым, 1876 г.— авт.). И представил меня генералу. Генерал встретил меня приветливо, отнесся с уважением. Я осталась довольна.

По величине Россия равняется Риму. Возможно, в настоящее вре­мя она еще увеличивается.

Теперь сыновья вернулись ко мне. Без надежды и с мучениями. Они боялись царя, но я приказала через одного посланца, чтобы они возвратились сюда. По воле бога, Абдуллабек там умер. Махмудбек и  Хасанбек вернулись  здоровыми.

Затем я встречалась с Туркестанским генерал-губернатором Ка­уфманом, когда он приезжал в город Ош. Он тоже с уважением относился ко мне и говорил: если вы прислушаетесь к моим сло­вам — вам будет полезно и хорошо — как будто были на приеме у царя-императора. Покойный генерал-губернатор с согласия царя ежемесячно выплачивал пенсию в 25 рублей. Жаль, что не могу лично выразить ему признательность.

Благодаря богу я сейчас имею 3 детей. Никогда раньше мы не видели такого государства. Испокон веков к сиротам ни одно госу­дарство так хорошо не относилось. Как со своими родными, всем на­родом вместе будем жить в таком государстве. Если вдруг его ав­торитет не признаем, изменим государству, тогда, я считаю, на нас ляжет несмываемый позор. Я считаю, что если относиться со всей душой, всем сердцем и уважением к этому государству, тогда бог простит все, что вы совершили против него раньше.

В это мирное время я заявляю: весь мой народ, я сама и мои родные никогда не выступим против вас. От нас никакой неприят­ности не будет. Если мой народ сделает плохо и станет изменником, тогда накажу виновного самой тяжкой мерой, буду вечно мучиться до конца дней своих.

В заверение ставлю свою печать — дочь Маматбека Курманджан-датха. В связи с потерей печати подписываюсь.

И «Царица Алая» расписалась собственноручно. Письмо — по­истине программное завещание Курманджан. Но ей предстояло про­жить еще 22 года, испытав все превратности судьбы, милости и жес­токости царизма.

Киргизский же народ в составе России прошел нелегкий путь к революции, а после — ускоренного созидания в братском содруже­стве народов СССР.

Публикация и комментарии ВЛАДИМИРА  ПЛОСКИХ

Источник: журнал «Литература Киргизии», ноябрь 1988 г.